Он хотел языком кинопленки пересказать великую трагедию, как притчу о покаянии, о стыде, возвращении блудного сына. "Прошу Шостаковича написать небольшой номер: бубенчики шута. Еле слышный звон. Тихий, но настойчивый. Упорный. Не остановимый... Звон, слышащийся в вое ветра, в шуме дождя. Дурацкая погремушка звенит в буре, гремит над землей — набат дурацкого бубенца. Это — позывные совести". Григорий Козинцев "Пространство Трагедии".